А вот интересно...

В статье Википедии об институтах благородных девиц сказано, что "кроме того, правами института пользовались: Еленинский институт (в Санкт-Петербурге), Кубанское Мариинское женское училище с пансионом в Екатеринодаре, Тобольская Мариинская женская школа, Институт в Николо-Угрешском монастыре (открыт в 1917, ликвидирован коммунистами в 1922 г., г. Дзержинск)."

А вот что это за права?..

С архивной полки. Сарапульская женская гимназия по состоянию на 1900 год

Число учащихся: 376
Из них:
Русских 367
Поляков 3
Евреев 5
Татар 1
Православных 366
Раскольников 1
Католиков 3
Иудеев 5
Магометан 1

Состояние кабинетных, физических приборов и других учебных пособий 268 приборов на сумму 2992 рублей 17 копеек.
В библиотеке фундаментальных томов 984 названий 2751 том
Ученических 1196 названий 2073 тома
Какие существуют стипендии: 5 земских, 1 удельная и 1 городская.

ЦГАКО ф.574 оп.1 д.371 л.30




Отсюда: vk.com/wall-77057653_165558

В продолжение недавней темы...

У Бруштейн упоминаются (и противопоставляются выпуску в Виленском институте/училище) выпуски столичных институтов благородных девиц: "Говорят, в столичных институтах устраивают выпускные балы. Выпускницы могут приглашать на такой бал своих родных и знакомых. Институт сияет огнями. Под сверкающими люстрами актового зала, скользя по зеркальному паркету, кружатся в танцах пары."

Но интересно, что у Чарской хоть и описывается выпуск (и в "Люде Влассовской", и в "Записках институтки"), но бал там не упоминается:

"Накануне лучшие ученицы из выпускных, окончивших институт, ездили во дворец получать высшие награды из державных рук Государыни. Мы, младшие, с волнением смотрели на ряд карет, подъехавших к зданию института, в которых наши выпускные в парадных платьях отправились во дворец, и с нетерпением ждали их возвращения. Они вернулись восхищенные, умиленные лаской Августейших хозяев, и показывали покрытые бриллиантами шифры и золотые и серебряные медали, которые рельефно выделялись на голубом бархате футляров, увенчанных коронками.
В день выпуска была архиерейская служба, мало, однако, подействовавшая на религиозное настроение выпускных. Виновницы торжества поминутно оглядывались на церковные двери, в которые входили их родственники, наполняя церковь нарядной и пестрой толпой…
После обедни нас повели завтракать… Старшие, особенно шумно и нервно настроенные, не касались подаваемых им в «последний раз» казенных блюд. Обычную молитву перед завтраком они пропели дрожащими голосами. После завтрака весь институт, имея во главе начальство, опекунов, почетных попечителей, собрался в зале. Сюда же толпой хлынули родные, приехавшие за своими ненаглядными девочками, отлученными от родного дома на целых семь лет, а иногда и больше.
Публичный акт начался.
Исполнен был народный гимн, после которого девочки поочередно подходили к столу, за которым восседало начальство, низко приседали и получали наградные книги, аттестаты и Евангелие с молитвенником «в память института», как выражалась начальница.
После раздачи наград начальство обходило выставку ручных работ и рукоделий девочек.
Тут выделялся портрет самой Maman, мастерски исполненный масляными красками одною из старших.
Воспитанницы пели, играли в 4, 8 и 16 рук, показывая все свое искусство, приобретенное ими в стенах института.
Наконец зал огласился звуками прощальной кантаты, сочиненной одною из выпускных и положенной на ноты ее подругой. В незамысловатых сердечных словах, сопровождаемых такою же незамысловатою музыкой, прощались они со стенами института, в которых протекало их детство, резвое, беззаботное, веселое, прощались с товарками и подругами, прощались с начальницей, с доброй матерью и наставницей, с учителями, пролившими яркий свет учения в детские их души.
Особенно трогательно было прощание подруг между собою, с поминутно прерывающимися звуками кантаты, готовой оборваться каждое мгновение.

Прощайте, подруги, Бог знает, когда
Мы с вами увидимся снова…
Так пусть же почиет над каждой из нас
Его благотворное Слово… –

выводил, усиленно сдерживая рыдания, дружный девичий хор.
Кантата смолкла…
Начались слезы, возгласы, рыдания… Молодые девушки прощались, как родные сестры, на вечную разлуку. Боже мой! Сколько было здесь искренних поцелуев, сколько слез горячих и светлых, как сама молодость!
Прощания кончились…
К институткам подошли опекуны, начальство… Maman сказала речь, трогательную и прочувствованную, где коснулась наступающих для выпускных новых обязанностей добрых семьянинок и полезных тружениц.
– Я надеюсь, милые дети, – так закончила свою речь княгиня, – что вы, вспоминая про институт, вспомянете раз-другой и вашу Maman, которая была иной раз строга, но душевно вас любила.
Едва она успела кончить, как все эти пылкие юные девушки окружили ее, со слезами целуя ее руки, плечи, лепеча слова любви, признательности…
Потом они побежали в дортуар – переодеваться в праздничные наряды, ожидавшие их наверху.
[...]
Через полчаса на паперть выходили выпускные в воздушных белых платьях, в сопровождении родных и помогавших им одеваться воспитанниц других классов. Они заходили на минутку в церковь, а затем по парадной лестнице спускались в швейцарскую.
Петр, весь блестевший своей парадной формой, с эполетами на плечах и алебардой в руках, широко распахивал двери перед вновь выпущенными на свободу молодыми девушками.
И какие они были хорошенькие – все эти Маруси, Раечки, Зои, в их грациозных нарядах, с возбужденными, разгоревшимися, еще почти детскими личиками." ("Записки институтки").

А в "Люде Влассовской и того нет: достаточно подробно описана поездка во дворец и вручение наград, немного менее подробно - ночь перед выпуском и последние наставления maman и Кис-Кис, но "публичный акт" в день выпуска лишь упоминается (но не описывается).

"В тот вечер – это было накануне выпуска – никто из нас, согласно обычаю, установившемуся в институте, не ложился спать. После вечерней молитвы нас позвали к начальнице для последней, прощальной беседы с нею.
В гостиной Maman были спущены драпировки и горела лампа под красным абажуром.
Сама Maman в темном фланелевом домашнем капоте уже не казалась нам строгой и взыскательной начальницей, а скорее доброй наставницей, позвавшей нас сказать свое последнее напутственное слово.
Она сделала нам знак садиться, и девочки вмиг окружили ее кресло и расселись все у ее ног на полу.
– Дети! – произнесла Maman, и голос ее дрожал от волнения. – Завтра великий день для всех вас! Завтра вы уже не будете прежними девочками, о которых неустанно печется институтское начальство. С завтрашнего дня вы должны будете сами следить за собою, предоставленные самим себе. Те, у кого есть родители, думайте о том, чтобы доставить им как можно больше приятного в совместной жизни с ними… Помните, что первое назначение ваше – быть хорошими семьянинками и приносить посильную помощь близким. Те, кого судьба направляет на трудный путь заработка, старайтесь угодить вашим будущим хозяевам… Будьте кротки и послушны и не забывайте вашу старушку Maman, которая искренно вас любит.
Начальница замолчала и приложила платок к глазам… Она плакала. Плакали и мы, ловя и целуя ее руки.
Детские души отзывчивы на искреннее участие и ласку и умеют ценить их.
Через полчаса мы уже поднялись в дортуар, где должны были провести последнюю ночь перед выпуском. М-lle Арно, дежурившая в этот день, предпочла сон беседе с кончившими институтками, которых она, в сущности, никогда не понимала и не любила.
Зато Кис-Кис поднялась к нам из второго этажа, где была ее комната, и, сидя в кругу молодых девушек, ласково и участливо беседовала с ними."

Т.е. чем-то это ближе выпуску в Виленском институте:

"У нас, в нашем институте, выпуск обставлен на редкость бездарно.
– Скажем прямо, – говорит Люся Сущевская, – это не «проводы в жизнь», а похороны по пятому разряду: без музыки! И правит погребальной колесницей сам покойник!
Торжественность только в том, что мы приходим в этот день в белых фартуках. Никого из наших учителей и учительниц нет.
Их, наверное, даже и не позвали. А возможно, у них самих не было желания проводить нас в жизнь.
Присутствует на выпуске одна только Мопся, и она очень взволнована. Ведь это ее выпуск, который она вела целых семь лет!
Мопся очень парадная: в новом синем платье, кружевное жабо заколото у ворота нарядной брошкой. На Мопсины глаза поминутно навертываются слезы. Я вдруг понимаю, как горько одиночество такой Мопси…
Церемония вручения нам аттестатов самая будничная. Ну вот как, например, нам всем, бывало, прививали в институте оспу, что ли…
Мы в последний раз строимся парами. Мопся в последний раз ведет нас в актовый зал.
Там, недалеко от входной двери, поставлен столик. На нем – стопка новеньких аттестатов. Около этого столика стоит наш директор – Федор Дмитриевич Миртов. Он у нас новый – всего с осени – и еще более чужой нам, чем прежний, ныне покойный директор Тупицын.
Федор Дмитриевич Миртов какой-то тускло-неуловимый. Глаза его на тебя не смотрят. Говорит он скучно. За весь учебный год никто не видел, чтобы он улыбнулся или хотя бы разозлился.
«Амеба!» – прозвал его кто-то из девочек, и это очень метко.
Но вот мы вошли в зал. Нас остановили в нескольких шагах от столика с аттестатами. Не громко, тягуче-серо (так, наверное, говорила бы амеба, если бы ей была дана способность говорить!) директор вызывает по списку:
– Фейгель Мария.
Подошедшей к столику Мане Фейгель директор сообщает, словно читает по написанному:
– По постановлению педагогического совета, воспитанница Фейгель Мария за благонравие и отличные успехи в науках награждается золотой медалью.
Среди выпускниц оживление. Маню мы все не просто любим, но уважительно любим, признаем ее превосходство над всеми нами.
Но директор уже сунул Мане аттестат и руку для пожатия:
– Поздравляю вас.
– Благодарю вас, – отвечает Маня, делает реверанс и отходит.
Становится уже скучно. Все одно и то же: выход каждой выпускницы к столику, вручение ей аттестата, рукопожатие директора, «поздравляю вас», «благодарю вас», реверанс и возвращение на место.
Жду своей очереди уже без всякого трепета – ведь все будет такое же, ничего нового…
А вот, оказывается, и нет! Когда директор вызывает меня и я подхожу к столику с аттестатом, меня все-таки ожидает новая подробность: рука директора оказывается холодной и слегка влажной – как большая сырая котлета!
Но вот аттестаты вручены. Директор слегка поднимает руку. Сейчас он скажет речь.
– Поздравляю вас с окончанием курса наук. Будьте счастливы. Помните, что Россия – отечество наше – стоит на трех вечных основах: это православие, самодержавие и народность. Веруйте в Бога, будьте хорошими семьянинками, избегайте зла. Да будет с вами мир и Божия благодать…
Церемония кончена. Директор уходит, не взглянув в нашу сторону.
Мы в последний раз обходим классы, коридоры. Особенно сердечно прощаемся с «Пингвином».
Тепло прощаемся с Мопсей. Она, бедняга, геройски борется со своим волнением. На лице ее пятна коричневого румянца; она поминутно подносит к губам нарядный кружевной платочек. Обнимает и целует каждую из нас – не только своих, из бывшего первого отделения, но и всех нас, из второго. Отбросив чопорное «вы», она говорит нам матерински:
– Ну, ну, Христос с тобой! Хорошая, хорошая девочка!.. Дай тебе, Боже…
Вот и все. Весь выпускной праздник." (Понятно, что виленских девушек к августейшим особам не возили по причине недоступности таковых - а к попечительнице института, видимо, возить лучших выпускниц было не принято, и "выставки достижений" в виленском институте не было - или она не упомянута? нет, скорее, не было ее - но напутствие от классной дамы и начальства имеется... А что такое сухое - ну так это должно работать на образ директора, института и тем самым - на образ царского просвещения и царской России в целом).

В повести Л.Чарской "Огонёк" главная героиня пишет своей любимой маме необычайно тёплые письма, очень грустит, что ей, в силу обстоятельств, пришлось поехать в далёкий Петербург и поступить в частную гимназию "госпожи Рамовой":

"Мамочка, зачем судьбе понадобилось, чтобы мы расстались. Почему я должна была уехать за тридевять земель в далекий, холодный, сумрачный город, когда есть бездна всевозможных учебных заведений в наших краях..."

Мы не знаем точно, в каком городке до этого жила Ирина Камская, но действительно, женские гимназии постепенно с середины 19 века появлялись по всей России.

Например про один интересный такой опыт частной гимназии Хардиной в Самаре пишет наш подписчик Никита в своей статье "ЧАСТНАЯ ЖЕНСКАЯ ГИМНАЗИЯ Н.А.ХАРДИНОЙ КАК ПРИМЕР ИННОВАЦИОННОЙ ФОРМЫ ОБРАЗОВАНИЯ НА ТЕРРИТОРИИ САМАРСКОЙ ГУБЕРНИИ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА".

"При этом гимназия обладала рядом особенностей, отличавших её от других учебных заведений подобного типа. Например, из воспоминаний двоюродной сестры Хардиной М.А.Борисяк, мы можем узнать, что у учениц не было обязанности носить форму (впрочем, девочки приходили на занятиях в синих платьях, но это была их личная инициатива); в гимназии не выставляли отметок, а переводные экзамены были сильно упрощены и сводились к минимуму; отсутствовали классные дамы, а к
преподавательницам не предъявлялось требование хранить безбрачие, а что касается отношений между ученицами и преподавателями, то они были довольно тёплыми и доверительными".

Полностью читайте в Студенческом научном журнале, прикреплённом к посту (здесь - vk.com/doc146990166_690336596?hash=5zPFfBekzE2C... ).

Отсюда: vk.com/wall-215751580_6004

Истории о становлении хорошего человека – повесть «Счастливчик» Лидии Чарской (1912) и повесть «Товарищ» Николая Познякова (1896) из сборника «Гимназисты».

Боря Буланов и Кира Раев – новички в гимназии. Они оба выходцы из небогатых дворянских семей, оба – домашние любимцы. Оба юных гимназиста входят в новый коллектив, ничего не зная о трудностях социализации. Зато в них вложен мощный нравственный комплекс, построенный на родительском доверии, безусловной любви близких, причем не только родственников, но и нянюшек – простых любящих женщин. Нянюшки принимают в жизни воспитанников не меньше участия, чем отец и мать. У Лидии Чарской история получилась светлая, сентиментальная, а у Николая Познякова с ноткой грусти.

Кира Раев из повести «Счастливчик» – образ невероятно светлый, даже идеальный. В нем сочетается хрупкость, нежное сердце и в то же время внутренняя сила. Он принимает важные решения, основываясь на христианских добродетелях, стараясь прощать врагов и оставаться великодушным и добрым. И это заслуга хорошего семейного воспитания.

Боря Буланов из повести «Товарищ» – более реалистичный образ и, скорее всего, автобиографичный. Мальчик так же прекрасно воспитан, как Кира Раев, однако в нем больше колебаний и сомнений. Он тоже встает на верный путь, благодаря доброму влиянию своего школьного товарища.

Две эти повести мы бы рекомендовали читать всем ребятам, начиная с младшей школы. В них затрагиваются темы буллинга, темы дурного влияния среды, темы обретения своего места в коллективе. Как ни странно, истории эти остаются актуальными и через сто лет, ведь становление человеческой личности во все времена проходит одни и те же этапы.

А стоит ли читать эти истории взрослым? – Без сомнения! Ведь в них дается беспроигрышный рецепт, какой должна быть родительская любовь, чтобы защитить ребенка от жизненных невзгод и трудностей, как дать ему твердые основания, которые позволят ему самому разобраться, что хорошо и что плохо. Вообще все книги из серии «Давным-давно» проверены временем. Они вызывают слезы умиления и смягчают сердца самых прожженных скептиков. Ведь в глубине души все мы, вне зависимости от возраста, остаемся детьми.





Отсюда: vk.com/wall-160820942_1110

А вот еще интересно... У Чарской к преподавателям разных предметов относятся по-разному: кого-то травят, кого-то любят, кого-то кто-то "обожает"... Пожалуй, это зависит больше от свойств личности, а не от преподаваемого предмета. Но вот священников, преподавателей Закона Божия, любят, а то и "обожают", поголовно всех. То ли это связано с "детской религиозностью", то ли с убеждением Чарской, что священник плохим человеком быть не может, а потому - что ж его не любить-то?.. Может, и с чем-то еще. А много позже Чарской и уже в другой стране об учебных заведениях царской России, а конкретно - о Виленском институте благородных девиц (в реальности это было Мариинское высшее женское училище, но в книге учебное заведение называлось институтом) писала Александра Бруштейн. Понятно, что в советское время к религии относились не то чтобы одобрительно, и вывести положительного священника в те времена было затруднительно, но у Бруштейн упоминаются и немного действуют два католических священника: ксендзы Недзвецкий и Олехнович. Первый описан как красавец, но персонаж отрицательный, а вот второй подчеркнуто некрасив, но описан с явным сочувствием, способен на "человеческое понимание" и главная героиня его даже некоторое время "обожает" (история этого "обожания" - это отдельный разговор). Так вот, случайно ли то, что отрицательный Недзвецкий - просто "приходской священник", а вот Олехнович, который настолько близок к положительному герою, насколько это было возможно для священника в советской литературе, именно что преподает в институте Закон Божий?.. Нет ли тут отголоска "традиции Чарской"?..

Прочитала опубликованную в сообществе новость о спектакле в Петербурге и решила поискать, а не поставил ли какой-нибудь театр и в Москве что-то по произведениям Чарской. В Москве пока ничего не нашла. Но поисковик поведал о постановке в Екатеринбурге: там в Театре Юного Зрителя идут "Сказки голубой феи"! Вот информация о спектакле:

тюз.екатеринбург.рф/performances/item/132

Если среди нас есть жители Екатеринбурга, то имейте в виду)

Спектакль по произведениям Чарской





С радостью спешим поделиться волнительной новостью!
19 октября состоится наш особенный спектакль, приуроченный к празднованию Дня Лицеиста!

Программа вечера обещает быть насыщенной:

Вашему вниманию будет представлен наш спектакль .
А также вас ждет захватывающий моноспектакль от Заслуженного артиста России Сергея Барковского.

Обращаем ваше внимание, что вход на мероприятие осуществляется по пригласительным билетам.

Если вы хотите разделить с нами этот праздничный вечер, пожалуйста, оставьте заявку на получение пригласительных под этим анонсом, указав вашу фамилию и необходимое количество.

Важно:
Указывайте количество пригласительных на каждый спектакль отдельно. Если у вас есть желание посмотреть оба спектакля, также напишите пожалуйста.

Мероприятие состоится по адресу:
Культурный центр. ГУ МВД России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области, ул. Харьковская дом 9.
Станции метро: Площадь Восстания и Площадь Александра Невского.
Начало спектаклей указаны на афишах.

Мы будем с трепетом ждать встречи с вами! Запись продлится до 9 октября (включительно ).

Отсюда: vk.com/wall-54461590_1794

Записываться по ссылке.

Лидия Чарская:

«По-моему мнению, детская и, в особенности, юношеская жизнь — неисчерпаемый клад для писателя... Что касается меня, то большинство тем моих повестей я заимствовала из пережитого мною лично в детстве и из жизни моих подруг и друзей детства.

И этот источник все еще мною не вполне исчерпан. У меня в памяти сохранилось еще многое, чего я не использовала.
Кроме того, я постоянно слежу за детскою жизнью, стараюсь
проникнуть в этот замкнутый и для многих недоступный мирок, наблюдаю жизнь детей и подростков, беру из нее все то, что кажется мне подходящим для рассказа. Да помимо этого я многое черпаю из того, что рассказывают мне мои юные друзья».

Отсюда: vk.com/wall-215751580_5407

Литературная композиция «Сказки доброй феи»

02.02.2025

В дополнительном отделе обслуживания № 3 центральной городской библиотеки им. А.И. Харизовой (Югорск) состоялась литературная композиция «Сказки доброй феи», посвящённая 150-летию со дня рождения Лидии Алексеевны Чарской.

Ребята узнали о детстве и юности Лидии Чарской, о годах её учёбы в Павловском женском институте.

Участники мероприятия познакомились с книгами замечательной писательницы, особое внимание было уделено повести Лидии Чарской «Сибирочка».

Юные читатели с большим удовольствием прослушали аудиозапись сказки «Чудесная звездочка», затем прошло обсуждение произведения. Дети ответили на вопросы: Можно ли научиться сострадать и сочувствовать? Как сделать так, чтобы мир стал менее жестоким? Чему учат произведения Лидии Чарской?

Подводя итоги, ребята пришли к выводу, что в каждом своем произведении писательница дает подрастающему поколения уроки добра, любви и всепрощения.

Отсюда: bibl-ugorsk.ru/content/news/176/67790/